Запоздалое признание в любви

День знакомства с Зоей Васильевной помню как сегодня. Первая встреча – у неё дома. Небольшая комната, из мебели запомнились два стола: письменный, заваленный рукописями, книгами и – столовый, круглый, покрытый льняной скатертью, на котором красивые чашки, безумно вкусный пирог с лимоном («Понравилось? Готовить очень просто, записывайте рецепт!»), ароматный чай, настоянный на каких-то лесных травах.
Протягиваю гостеприимной хозяйке букет астр и … айву из бабушкиного сада – ярко-жёлтую, остропахнущую неповторимой молдавской осенью. Раскладывая цветы, каждый называет по имени (а я-то думала, что они все одинаковы!): «Это «южная ночь», а этот выращен в честь Марии Биешу» и т.д. Увидев айву: «А Вы знаете, Лорочка, некоторые учёные считают, что первым плодом на земле была айва, а не яблоко?» Не успеваю опомниться, на меня сваливается масса информации, научных гипотез, ссылки на источники. И всё понятно, интересно, ново. Потом так будет всегда, потом это войдёт в привычку.
А когда, осенью 73-го в первые дни приезда из Ленинграда в Кишинёв, когда одолевала бешеная тоска по настоящей духовности, искренности, когда душила усталость от повседневной серой аморфности, это было как подарок судьбы, свалившаяся на меня награда. И уже тогда её Дом стал моим, а она - одним из самых близких, любимых и почитаемых людей. На всю оставшуюся жизнь.
Будучи человеком неистощимой любознательности, глубинной и обширной эрудиции, она могла позволить себе, закончив работу по специальности, с головою уйти в палеоботанику, археологию, участвовать в международных конференциях и симпозиумах по истории и географии.
Беседы с ней никогда не были тривиальными или заумно-поучительными. Без превосходства, положенного статусу учёной дамы, она умела вводить в потрясающе интересный мир исследований и открытий. А параллельно преподавала основы нравственности и порядочности в горькие времена, когда неустроенность общества рефреном отзывалась неустроенностью наших душ.
Невозможно забыть её воспоминания о блокадном Ленинграде, когда под обстрелом, умирающая с голода, она спасала зёрна элитной пшеницы.
В ней было редкое сочетание деликатности и твёрдости характера. Спустя десятилетия, о своей эвакуации в Казахстане вспоминала не одиночество, нехватку еды, кошмар неустроенного быта, а со смехом рассказывала, как восхищалась «дружной семейной обстановкой» в бригаде, которая, как потом оказалось, работала по-настоящему «семейному подряду», поскольку состояла из двенадцати жён бригадира.
Она испытала многое: пренебрежительное отношение к человеческой одарённости, потерю родных, измену близких… Но никогда не предавала, оплачивая предательством своё благополучие.
«Муравьиным братьям» (так называла моих сыновей-близнецов) уже столько лет, как и мне, когда познакомилась с Зоей. Но до сих пор они вспоминают наши прогулки в лесу и Зоины рассказы о смелых термитах, мудрых ежах, запасливых птичках, которые навсегда остались жить в их воображении.
Самые любимые книги – подаренные Зоей, и они бережно хранятся у нас: Сетон-Томпсон, Акимушкин, Пришвин…
Однажды, приехав к ней после тяжёлого дня, отутюженная в троллейбусе, я бросила в отчаянии: «Всё, больше не могу, устала от хамства, страха. Уезжаю. Куда угодно, в Европу, в Америку, лишь бы подальше отсюда!»

"Девочка, во-первых, счастье – это не географическое понятие, а во-вторых, когда очень плохо, смотрите на небо и думайте о своём»
Я и сейчас смотрю в небо – бесконечное космическое пространство, подаренное ею.
С её уходом почувствовала почти физическое давление пустоты, исчезновение такой необходимой связи времён.
Не знаю, признавались ли ей в любви при жизни. Я не успела. А жаль.

Элеонора Леошкевич, киновед, сценарист