Свиридовская бабушка (по материнской линии).

Евдокия Михайловна Соколовская (Дерев'янко). Была вдовою, с пятью дочерьми, единственный сын, дядя Ваня: погиб в Красной армии в начале гражданской войны. Имела немного земли (наверное 2-3 гектара) в разных сторонах вокруг деревни. Отдавала соседям обрабатывать исполу.
Главным ее источником жизни была усадьба, довольно обширная. В ней она разводила сад, огород и много цветов. Мы жили рядом в отдельном доме, но и нас она постоянно кормила. И чего только у нее в усадьбе не было! Яблони, груши, орехи, сливы, вишни, кусты смородины и крыжовника, малина. Всё это она развела сама, ухаживала, умела делать прививки. Всё созревало в большом изобилии, перерабатывалось, сушилось на зиму, свежие плоды вёдрами раздавала соседям. Какой-либо продажи не было и в помине.
Зимою чай пили с молоком и сушеными грушами (чай – это условно, заваривалось что-то совсем иное), пастилой из фруктов. Больше всего мне запомнились увяленные сливы – венгерки с ореховым ядром внутри. Варила бабушка и маковики на меду. Сахара и конфет мы совсем не знали. Лишь изредка, раз в году, что-то подобное конфетам, яркое, мне покупала бабушка на ярмарке.
Большое место возле дома (хаты) всегда отводилось цветам. Дорожка от перелаза к хате обсаживалась георгинами. Под окнами цвел огромный куст олеандр. Зимовал он в кадке в хате, а весною его высаживали во дворе (это память о пребывании бабушки в гостях у ее братьев в Ялте, так же как и сорта дивных груш, росших в ее саду). Всё лето в палисаднике, сразу у перелаза, цвели маки, настурции, тагетесы, осенью – яркие астры. Посередине палисадника красовался большой розовый куст. У самого двора на шляху был колодезь. Проезжавшие останавливались поить лошадей и смотрели на это яркое цветение, спрашивали, чьё это. А посередине двора росла огромная пятиствольная груша. Плоды ее были простые, непривлекательные, но зато как прекрасно она цвела весною! Под нею была скамейка, на которой по вечерам всегда сидели обитатели усадьбы и какие-то гости, велись интересные беседы, часто просветительские, тон им задавала моя мама. Иногда пели, у всех ее сестер были хорошие голоса.
Что сейчас? На том месте, где было всё это богатство, - чей-то огород, сплошь засаженный кукурузой. Не сохранилось ни хаты, ни одного дерева, ни кустика. А земля, где был сад и цветник, глубоко вырыта и стянута бульдозером на дорогу под асфальт.
Бабушка трагически погибла в 1930 году. В усадьбе осталась самая младшая ее дочь, тётя Сеня, ходила в колхоз на работу. Зимой 32-го года ее обворовали. Унесли одежду и все запасы продуктов на зиму, она вынуждена была уехать в город. Ее позвала моя мама. Здесь рабфак, трудная учеба, пединститут. Пока была жива бабушка, тётя Сеня была очень живая, большая шутница и постоянно пела. Голос у нее был очень хороший (итальянское бельканто), пела она и в хоре. Хорошенькая, с синими глазами и черной вьющейся косой, запомнилась мне. А бабушка на ее песни и шутки говорила: «Це не перед добром». Так и вышло. Мужа ее убили в первые дни войны. Новорожденного сына выращивала в погребе (шли вокруг бои). После войны учительствовала в том же селе. Рано ушла на пенсию (гипертония) и получала около 50 рублей, жила в старой развалившейся хате, из милости проданной ей родителями погибшего мужа. Сама обрабатывала свой огород и помогала сыну учиться. Сын женился и жил в другом месте. Невестка ни разу не навестила ее, не помогла ни в чем и самое больное для тети – не пустила внука к ней в гости ни разу.