Отъезд из Свиридовки.

Усадьба Терешкевича, 1970-е годы


Это было осенью 23-го года. Настояла мама. Отцу же здесь нравилось. Он дружил со многими умными людьми, особенно со стариками-крестьянами. Завел ульи и очень ими увлекался. Они стояли у него в лесу – Лаптуре - у кого-то из местных таких же увлеченных пасечников. Помню, часто ездил туда на своей бричке, запряженной лошадкой Сироткой, и меня брал с собою.
А маму заставил собраться такой случай: у нас в саду часто собирались мамины коллеги – учителя. Однажды пили чай в саду за большим столом, накрытым длинной скатерью. Вдруг из-под него вылез местный активист – Журавель. «Хотел поинтересоваться, о чем рассуждают педагоги». До этого он руководил разгромом поместья Терешкевича и устанавливал советскую власть в селе. Был одним из главных, наряду с Линёвым, здесь в те годы. После войны я узнала, что он спился, бросил семью и исчез где-то в других краях. Но во время оккупации налетел на немцев, которые искали его хату. Указал на чужую, те пошли и в упор расстреляли открывшего им дверь хозяина.
В начале 20-х годов, помимо частых банд и каких-то тяжких проишествий, у меня запечатлелся еще страх перед волками. Они развелись в окрестных ярах-перелесках, и я часто слышала рассказы о гибели людей от встреч с их стаями. В одно прекрасное зимнее утро волки посетили и бабушкину усадьбу. Соломенная крыша на сарае зияла огромной дырой, а внутри была кровь и остатки задранных ягнят. Потом я задавала маме вопрос: что страшнее, волк или солдат?


Уезжали мы поздней осенью на лошадях до станции Юсковцы. Погрузили на воз тюки с постелями и одеждами. Бабушка очень плакала, и мы тоже. Провожали нас до самой станции мамины сестры. Шли пешком, так как дорога была очень грязная и лошади еле тащились. Впервые я увидела поезд и совсем другой, необычный мир. По дороге смотрели с папой в окно, и он рассказывал мне о знакомых местах.
Особенно интересно было на мосту, когда подъезжади к Киеву. Был виден Владимир с крестом в ярких лампочках (сейчас памятник не виден, чем-то закрыт, зарос, застроен). Ночевали на Глубочице в семье папиного товарища по гимназии и университету. Мне, дикарке, всё было чуждо и страшно. Наконец приехали в Житомир, где жили папины мама – моя вторая бабушка, Альфреда Ивановна и его сестры и братья. Остановились мы в доме дяди Володи на окраине города. Это было низкое место, изрезанное тупичками и переулочками. По бокам были две деревянные кладки, а под ними вода. Всё нам здесь не понравилось. Вид этих убогих улочек усугублялся поздней осенью, слякотью и грязью. Мы с мамой отошли куда-то в сторону, стояли там и плакали, чтобы никто не видел. Папе же надо было устраиваться на работу, но оказалось, что его юридическое образвание надо было дополнить новыми знаниями: сдать экзамен по марксизму-ленинизму, советскому праву и еще что-то. Он готовился, а нас с мамой увез папин брат, дядя Лёня, за 30 км на хутор Крутая. Там он преподавал в школе и маму взял в помощники. Но до отъезда мы впервые побывали в кинематографе. Ходили во главе с дядей Володей несколько раз, и мне запомнился фильм «Всадник пампасов», американский, невероятно трюковый. Когда же возвращались, то в нашем переулочке были крики и стрельба. Вынуждены были лезть через забор и пробираться к дому чужими огородами в полной тьме. В городе были грабежи, убийства, и благоразумные люди не очень-то выходили, но мы отважились ради кино.
В Крутую добирались на лошадях. Ехали весь день и попали к дому лишь ночью. По дороге были сплошь сосновые леса, много песчаных мест, и лошади еле тащили телегу. Проезжали очень красивое место – замок и монастырь на горке среди сосен. Кажется, называлось это место Тригурье.
Хуторок Крутая состоял из нескольких домиков, окруженных стеною сосен, было чувство затерянности и одиночества. Но вскоре отец нас забрал. Он сдал экзамены и пришел за нами пешком ночью.
Обратный путь запомнился: когда въехали вечером в город, произошло чудо. Город был ярко освещен, залит огнями. На главной улице сверкали витрины, веселые, яркие, со множеством товаров. Висели ткани, стояла посуда, игрушки, всё сияло, как в сказке. Оказывается, это ввели НЭП.



Монастырь Тригурье.